Пусть полюбуется…

Светлана ПРОКОПЬЕВА

В России есть города, в которых самому древнему зданию исполнилось от силы полвека. Есть города, где никогда не строилось ни одной церкви – ни православной, ни католической, никакой другой. Они слишком молоды и не застали те времена, когда строить церкви считалось необходимым. Они родились в период железобетонных коробок.

Это города, которые возникали на голом месте, где нет истории. Где прибывших со всех концов света людей не встречало ничего, кроме молчаливого недоверия природы, атакованной очередным гигантом индустриализации. Где локальные мифы и предания не забивали головы пришельцам и не превращали их в одну огромную общность, разношерстную, не очень дружную, но все же – почти семью.

Дети, растущие в этих городах, только в кино видят замки и таинственные храмы, где спрятаны клады и бродят призраки. Самое древнее, что им достается – это потемневший медный пятак из прабабушкиных запасов. Они играют в «рыцарей» или «войнушку», сооружая свои крепости из обломков кирпичей на территориях разорившихся заводов.

В нашем городе есть старинные храмы и клады, зарытые под средневековыми башнями. Есть настоящие крепости. На крепостных стенах дети ставят автографы и пишут: «Оля П. – дура».

* * *

Церковь Георгия со Взвоза, набережная реки Великой, Псков. Фото: Александр Тимофеев.

Я иду к набережной Великой по тихой короткой улочке, каких полно в старом центре Пскова. Иной цели, кроме передвижения в пространстве, не преследую. Глаза рассеянно скользят по родному городу и само собой задерживаются на красочных картинках. Ярко-синие стены, увенчанные блестящим куполом, заставляют подойти ближе.

На дверях табличка – «Церковь Успения Божьей матери» и расписание богослужений. Не древняя, на вид – века XIX-го, его первой половины, обнесена невысокой решеткой. За решеткой сплошь забота и радение. Холм, где стоит здание (видимо, естественного происхождения), укреплен камнем. Ступеньки выложены плиткой, новые оконные и дверные проемы. А клумбы – прелесть! Тепло чьих-то заботливых рук невидимо коснулось меня, что-то сродни благости без спросу присоседилось к моему настроению.

Размышляя, прихожане ли с причтом столь усердны, или кто со стороны помогает церкви сохранять достойный вид, я двигаюсь в сторону следующего купола. В двух шагах, уже на самой набережной, стоит еще один храм. На вид куда старше. Типичная псковская архитектура.

Я приближаюсь в надежде почувствовать тонкий запах древности, который, я помню, так завораживал в детстве. Застыв перед белыми стенами, стараюсь учуять историю. Хочу поймать ту еле заметную точку сборки, которой кормится вся туристическая индустрия. Это не объяснишь, это можно только почувствовать.

Со стороны, наверное, казалось, будто меня захватили христианские чувства, да никак не могут отпустить.

Вход в церковь как будто углублен, он чем-то напоминает туннель – приподнятое над землей крыльцо, невысокие стены под арочной крышей. Совершенно непроизвольно в голову лезут постулаты глубинной психологии. Могли ли знать древние строители, выбравшие именно такую форму для входа в храм, что веков через пять-шесть психоаналитики будут рассуждать о церкви как одном из проявлений архетипа Великой Матери?

Но погрузиться в Древность не удалось – помешали элементы явно более позднего происхождения. Но не сказать, чтобы недавнего. Бумажные обёртки уже пожелтели, а донышки от пивных бутылок успели покрыться мелкой сеточкой трещин. Под старину.

Вдруг стали как-то слишком заметны разбитые в хлам ступеньки, погребенные под бетонной крошкой и осколками стекла вперемешку с окурками. А следом – отсутствующая понизу штукатурка и дырявая крыша. Проза жизни, черт ее дери, вытеснила всю романтику.

Следуя тому же туристскому инстинкту, я обошла церковь вокруг. Хотелось найти табличку, узнать, что за постройка, какого века, какого федерального значения. Таблички не оказалось.

Понятно. Памятник государством не охраняется.

На крыльце и около двери – тоже ничего. То есть, как ничего – много чего, на самом-то деле, таблички только нет. Зато есть победная надпись: «здесь был 9 «А». Петли выкрашенной в зеленый цвет железной двери успели заржаветь, но навесной замок выглядел новым. Тот же мусор, а в довесок – ржавого цвета лужи с характерным запахом. Кто-то справился с малой нуждой, и видать, не очень давно.

Лужи заставили посмотреть на пол. Стоило того! Нежданно-негаданно среди традиционной белизны и лаконичности псковской архитектуры, глазам открылся пестрый узор из разноцветных шестиугольных плиток, рыжих, синих и белых. Меня всегда впечатляло это стремление православных добавить своим храмам ярких красок и узоров (лучшее воплощение – конечно, храм Василия Блаженного). Наивное и доброе желание «порадовать Боженьку». Пусть полюбуется.

* * *

Позднее я узнала, что увлекшее меня строение – это церковь Георгия со Взвоза, 1494 год. Первый в Пскове памятник с изразцами на барабане, плюс на крыше прослеживаются следы редкого у нас лопастного покрытия. Разумеется, он «охраняется государством». Внесен в федеральный реестр.

А пол на крыльце поздний, начала XIX века. Специалисты говорят, что тогда полы в церквях меняли часто: изнашивались, истаптывались ногами прихожан чуть ли не до дыр. Цветная кафельная плитка делалась на маленьких местных заводиках – чуть ли не самых первых промышленных предприятиях в Пскове.

От редакции. Так случилось, что этой статьей Светлана Прокопьева прощается с «Псковской губернией». Она уезжает жить и работать в другой регион России, далеко от Пскова. Четыре года назад, в июне 2002 года, еще даже не получив на руки диплом о высшем образовании (красный диплом исторического факультета Псковского пединститута) Светлана по совету знакомого пришла в редакцию «ПГ» – вместе с еще несколькими людьми, которые и смогли сделать «Псковскую губернию» той газетой, какую знает теперь читатель. Многие ее публикации стали не только неотъемлемой частью нашего издания; они вошли в тот самый «золотой фонд журналистики», внести вклад в который дано далеко не всем. Мы благодарны Светлане за четыре года сотрудничества. Жизнь меняется, и порой очень круто. Написанное остается.