Как резать по живому

Этот текст — ответвление предыдущей публикации, которая называлась «Право на донос». Приезжавшая в Псков Мариэтта Чудакова рассказывала не только об Ираклии Андроникове, но и о людях менее известных. Тем не менее в историю они тоже вошли. Как можно войти в историю? По-разному, но, во всяком случае, не книгами «На боевом посту», «Большой разлив» или «Семья Рубанюк». Почти никто не помнит сегодня такого советского писателя, как Евгений Поповкин. Он писал об организации колхозов на Дону и т. п. Зато все помнят о Михаиле Булгакове, который об организации колхозов на Дону не написал, кажется, ни строчки.

«О романе так подробно пишут, пора печатать»

Лауреат Сталинской премии третьей степени, член ВКП (б) с 1927 года Евгений Поповкин в 60-е годы прошлого века возглавлял редакцию журнала «Москва». Именно этот журнал впервые опубликовал роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». Сюжет с изданием получился почти булгаковский. Человек, который раньше редактировал такие издания, как «Коммунистическая революция», «За большевистский колхоз» и «Молот», человек, занимавший когда-то должность старшего инструктора ГлавПУРа СА (Главного политического управления Советской армии), не в самом либеральном журнале не в самом либеральном 1966 году («оттепель» давно закончилась) после нескольких десятилетий запрета вдруг публикует роман «Мастер и Маргарита».

Долгое время даже упоминание названия этого романа считалось в СССР невозможным — до тех пор, пока в 1962 году не была выпущена книга Булгакова «Жизнь господина де Мольера». В послесловии Вениамин Каверин упоминает роман «Мастер и Маргариту» как неизданный роман, в котором «невероятные события происходят в каждой главе». Каверин тогда о Булгакове написал: «Автор фантастических повестей «Роковые яйца», «Дьяволиада», романа «Мастер и Маргарита» (рукопись), он принадлежит к тому направлению нашей литературы, которое определилось впервые непостижимым миражем гоголевского «Носа»... Таков фантастический роман «Мастер и Маргарита», в котором действуют написанные с выразительностью Гойи силы зла, воплотившиеся в людей обыкновенных и даже ничтожных. Невероятные события происходят в каждой главе, превращениям, чудесам, мрачному издевательству нет предела — и всё-таки силы зла отступают». Многие читатели только тогда впервые узнали о существовании «Мастера и Маргариты». Не прочитали, так хотя бы узнали о существовании.

А в № 11 1966 года и № 1 1967 года в журнале «Москва» наконец был напечатан роман, написанный в тридцатые годы. Напечатан, конечно, не просто так и не совсем по инициативе Поповкина. Публикации предшествовали годы ожидания, хождение по инстанциям, переговоры, обещания… Имя Булгакова и название романа постепенно внедрялись в жизнь и сознание с помощью таких людей, как Абрам Вулис, Константин Симонов… Вулис в своей изданной в Ташкенте в 1965 году монографии «Советский сатирический роман. Эволюция жанра в 20–30-е годы» посвятил «Мастеру и Маргарите» около двадцати страниц. Для последующей публикации это было важно. Роман после этого был уже как бы и не запрещённым, раз о нём теперь в официально изданных монографиях пишут.

К 1966 году уже несколько раз, в том числе и усилиями Каверина, в печать попадали слова о том, что этот роман Булгакова надо обязательно издать. То есть почва для издания была подготовлена. К тому же удалось опубликовать менее скандальные «Записки юного врача» и «Театральный роман».
«Комиссия по литературному наследию Булгакова (председатель — Симонов) положила мою книгу рядом с рукописью «Мастера и Маргариты» на стол перед редактором журнала «Москва» Евгением Поповкиным, — вспоминал Абрам Вулис. — Тот прочитал рукопись. Познакомился с толкованием романа в книге. И сказал: «О романе так подробно пишут, пора печатать».

Вулису позвонили из редакции журнала «Москва» и попросили связаться с главным редактором. Он связался и услышал от Евгения Поповкина: «Мы хотим печатать «Мастера и Маргариту»…»

«Если бы вы были членом партии, я бы подал на вас за клевету в партбюро»

Всё было бы хорошо, если бы не сокращения. Цензурными эти сокращения можно назвать лишь отчасти. Из романа вылетело более 14 тысяч слов. Причём таких, без которых этот роман Булгакова представить сегодня очень трудно. Например, безжалостная редакторская рука коснулась полёта Наташи на Николае Ивановиче, превращённом с помощью крема Азазелло в борова. И вырезал эти слова не Поповкин, а другой сотрудник журнала «Москва». Именно о нём вспомнила во время своего выступления в Центральной городской библиотеке города Пскова литературовед Мариэтта Чудакова. Она знала не только вдову Михаила Булгакова Елену Сергеевну, но, оказывается, однажды даже случайно в Доме творчества в латвийском поселке Дубулты встретилась с заместителем главного редактора журнала «Москва» Борисом Евгеньевым. Это был тот самый человек, который, как говорили, «искромсал» роман «Мастер и Маргарита».

Встреча состоялась в 1977 году, то есть уже после того, как булгаковский роман издали в СССР в полном виде (это произошло в 1973 году). Когда Мариэтта Чудакова узнала, что перед ней тот самый Борис Евгеньев, она подошла к нему и спросила: правда ли то, что о нём говорят? Действительно ли он распорядился сократить роман Булгакова? Евгеньев не ожидал такого напора и, по словам Мариэтты Чудаковой, невольно проговорился, подтвердив слухи, а потом, опомнившись, перешёл в наступление, задав неожиданный вопрос: «Вы член партии?» Получив отрицательный ответ, он пояснил: «Если бы вы были членом партии, я бы подал на вас за клевету в партбюро».

Здесь важно не только то, что редакторская рука выбросила из первой публикации множество булгаковских строк. К примеру, первые читатели не узнали, что героини на балу у Воланда были обнажены. Они многого не узнали. Заместитель редактора вычеркнул некоторые рассуждения Воланда о москвичах на сцене эстрадно-циркового Театра Варьете. Видимо, в журнале «Москва» о москвичах такое печатать было нельзя.

И всё же это была не совсем цензура. Если открыть № 1 журнала «Москва» за 1967 год, то на 9-й странице можно обнаружить начало путевого очерка «В Лондоне листопад…». Важно, кто именно автор этого очерка.

Его звали Борис Евгеньев.

Мариэтта Чудакова считает, что замредактора «порезал» Булгакова, потому что хотел опубликовать свой собственный текст. Правда, можно придумать и другое объяснение. Например, такое: Евгеньев выбросил самые, по его мнению, неприемлемые строки, после чего образовались пустоты, которые он закрыл своими впечатлениями о поездке в Великобританию. Впрочем, в портфеле толстого журнала всегда есть большой запас рукописей, однако Евгеньев почему-то выбрал именно свою и таким образом тоже вошёл в историю.

Кто бы теперь читал его очерк? А сейчас невольно обращаешь на него внимание. Булгакова мы читали и перечитывали много раз, а вот Евгеньева… Интересно же, какие строки оказались на страницах, на которых должен был быть напечатан роман «Мастер и Маргарита».

На первой же странице очерка Евгеньева можно прочесть такой диалог:

«— Мильтон, Шекспир, Байрон, Диккенс… Голсуорси, Сомерсет Моэм, — быстро сердито сказала Катюша. — Камины, традиции, «Мой дом — моя крепость», «Британия — владычица морей». Джек Леннон, Поль Маккартни, Ринго Старр…

— Бог ты мой! Кто эти Джеки и Поли?

— Битлсы…»

Понятно, что хотел сказать Борис Евгеньев. Он добивался комического эффекта. Перечисление знаменитых британцев. Шекспир, Байрон, Диккенс… Как говорится, «что ни фамилия — то имя». Рядом с Диккенсом имена каких-то Леннона и Маккартни должны были, по замыслу автора, казаться ничтожными. Это всё равно, что сегодня поставить какую-нибудь безголосую «поп-звезду» в один ряд с Шаляпиным. Вся загвоздка в том, что The Beatles — это не безголосые поп-звёзды.

К тому же родившийся в 1903 году Борис Евгеньев, судя по всему, совсем не разбирался в рок-музыке, да и писал он для тех, кто в ней не разбирается вообще. Поэтому он действительно достиг комического эффекта, но совсем не запланированного. Джон Леннон у него превратился в Джека Леннона, почти Джека Лондона… И всё это он вывалил на страницы журнала «Москва». Подставился.

Мало какое произведение рядом с романом «Мастер и Маргарита» выглядело бы уместно, тем более произведение, где упоминается «Джек Леннон». Зато возник абсурдистский эффект. Если написать через запятую: «Михаил Булгаков, Борис Евгеньев…», то невольно задашься вопросом: «Бог ты мой! Кто этот Борис?..» В смысле кто этот Борис Евгеньев по сравнению с Булгаковым? С какой стати от таких людей зависело, что нам можно читать, а что читать нельзя? Хотя Евгеньев, наверное, когда писал, то чувствовал себя почти вольнодумцем, открыто The Beatles упоминал…

О редакторе Евгеньеве вспоминают и другие авторы. Лидия Чуковская в дневнике рассказывала, как пыталась опубликовать в СССР свою повесть «Софья Петровна», написанную в Ленинграде зимой 1939/1940 года — после того как в 1937 году арестовали, а потом и расстреляли её мужа. Лидия Чуковская описала тюремные очереди, попытки выяснить судьбу мужа… Рукопись в начале 60-х была передана главному редактору журнала «Москва» — всё тому же Поповкину. 28 ноября 1962 года Чуковская записала в дневнике: «Мне позвонила Женя Ласкина и сказала, что Поповкин просит разрешения перечесть «Софью» ещё раз, что она ему запала в душу, что она лучше, чем то, что в № 11 «Нового мира» (т. е. Солженицын), что вот если бы автор согласился на кое-какие поправки...»

На поправки Лидия Чуковская была не согласна, и 3 декабря того же года в её дневнике появляется такая запись: «Только что, сюда, на дачу, позвонил Евгеньев. Сначала голос секретарши: «С вами будет говорить заместитель главного редактора журнала „Москва” Б. С. Евгеньев». Затем: — ЛК, мы решили отказаться от вашей рукописи... Скажу вам, почему. У нас всё время была вторая на ту же тему — роман Овалова — и редколлегия решила в его пользу. Напечатать на ту же тему 2 вещи, мы, как вы понимаете, не можем».

И далее Лидия Чуковская делает такой вывод: «Овалов. Ну, ясно, что он им свой, а я — чужая. Думаю, что Евгеньеву этот разговор доставил большую радость: он — редактор Шпанова, он — редактор Медынского».

Публикации во все времена (сегодняшние — не исключение) делаются в том числе на основе личных знакомств, симпатий и антипатий. Для человека, редактировавшего Николая Шпанова, автора романа «Поджигатели» (в той книге Вторая мировая война началась из-за сговора американских империалистов с германскими фашистами) Лев Овалов (автор детективных романов о чекисте-контрразведчике майоре Пронине) был, безусловно, ближе, чем Чуковская.

Работа редакторов при авторитарных режимах — не столько издавать, сколько быть настороже.

***

И всё же брешь, в том числе с помощью Поповкина и Евгеньева, была пробита. Вскоре после публикации в журнале «Москва» в машинописном «самиздате» появились отсутствующие страницы романа «Мастер и Маргарита». И в том же 1967 году на Западе в издательстве Ymca-press был напечатан полный вариант романа. Через несколько лет то же самое произошло и в Советском Союзе. Рукопись не сгорела.

С каждым годом становилось всё больше людей, которым была доступна книга, в которой говорилось: «За мной, читатель! Кто сказал тебе, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви? Да отрежут лгуну его гнусный язык!»

Лгуны с гнусными языками сами не прочь что-нибудь отрезать или по крайней мере вырезать. И всё же списать все безобразия на «шайку гипнотизёров и чревовещателей» всё равно не получается.

Полвека назад миру сообщили: никогда не разговаривайте с неизвестными. Особенно будьте осторожны, если неподалёку ходят трамваи.